Над вечным покоем описание картины
Исаак Ильич Левитан – это русский живописец, с работами которого знакомо не одно поколение. Он прославился живостью и естественностью своих картин. Его творения способны вызывать самые разные спектры чувств и эмоций. Художник мастерски подбирал нужные краски, что придает его пейзажам максимум реалистичности.
Перед нами картина художника «Над вечным покоем». По ней можно судить, что в момент ее написания на душе у Левитана было тяжело. Возможно, он задумывался над быстротечностью человеческой жизни. Эта работа прежде всего сопоставление вечности и торжественности природы с мимолетной жизнью человека.
Природа, особенно небо, занимает большую часть полотна. Оно полностью спрятано за тяжелыми свинцовыми тучами, проплывающими над большим озером. Они отражаются в его глади, как в зеркале. Вода и тучи, благодаря подбору холодных тонов, придают картине мрачный вид. Они занимают большое пространство пейзажа и кажутся властелинами всего вокруг.
На холме возле воды зеленеет небольшой утес. На его краю находится старая деревянная церквушка. Можно подумать, что она заброшена, и сюда никто не ходит, но в ее маленьком оконце горит огонек. Он немного приподнимает настроение, и дарит легкую надежду.
Возле церквушки посажены молодые деревца. Так как они растут на открытом для ветра пространстве, то постоянно пригибают свои ветки к земле. Рядом находится старое кладбище. Большинство крестов покосилось или вовсе упали. Оно придает картине уныние и грусть.
Глядя на картину начинаешь размышлять о том, что же хотел выразить в своей работе художник. Какие мысли тревожили его душу. Но несмотря на грустную атмосферу картины, следует помнить, что практически все можно изменить к лучшему.
В природе все динамично, скоро настанет светлый солнечный день, холодные краски сменяться на яркие и теплые, и огонек в церкви тоже может ярче разгореться. А это значит, что жизнь налаживается.
Понравилась статья? Поделись с друзьями:
Источник: NatWorld.info
Tanais Gallery
Isaac Levitan. Above the Eternal Peace.
Isaac Levitan is an outstanding master of the “moody” landscape, in which the personal, emotional and the lyrical are forcefully emphasized. Levitan’s landscapes are dominated by an elegiac mood, close to what has come to be known as Chekhovian. The painter sees nature as endowed with an inner life of its own. Lurking behind the mirror of a dammed stream is an inexplainable threat, there is something mysterious in the haunting beauty of the abandoned look, danger seems to loom in the quiet dusk at nightfall. The picture “Above the Eternal Peace” is distinguished by a feeling of boundless expanse, as if the painter has been amazed by the very endlessness of the Earth. The grey Northern skies are reflected in the empty and cold waters of the lake with fluffy clouds hanging above it. Nature stands immobile in its primeval majesty. Time has stopped above the lake and the green promontory with the little church cemetery and the leaning crosses over the graves and only a twinkling light reminds one of how transitory human life is. Levitan’s refined palette is equally matched to the depiction of objectively observable and subjectively perceived nature. His manner is distinguished by a leading colour key determining the emotional force of the landscape. Levitan displays a special simplicity of feeling, which, however, is lacking neither in intimacy nor in depth. If his earlier works were chiefly of an intimate and lyrical character, his mature art becomes philosophical, expressing the artist’s meditation about man and the world. These pictures were particularly loved by the Russian intellectuals of the time, for they represented the purest specimen of the ‘mood landscape’, most popular in Russia at the end of the 19th century. To this period belongs “The Vladimirka Road” (1892), a rare example of social historical landscape; Levitan painted the tragically famous road, along which convicts were marched to Siberia. In “Above the Eternal Peace” (1894) the artist’s meditations about the controversies of life, about the transience of human being, gained almost monumental scale and philosophic character. |
Источник: www.tanais.info
Большой шаг вперед делает Л.Н.Толстой не только в раскрытии характеров героев, но и в изображении пейзажа. Природа у Толстого живет вместе с человеком, с его мыслями, чувствами, настроением. Она почти никогда не изображается безотносительно к восприятию людей.
При знакомстве со страницами романа "Война и мир", воссоздающими картины природы, следует сопоставить их с пейзажами других писателей. Так, при чтении отрывков о двух встречах Андрея Болконского со старым дубом можно вернуться к пейзажам Тургенева.
Вот характерный тургеневский пейзаж: "Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берез едва шевелятся; могучий дуб стоит, как борец, подле красивой липы.
льшие желтые мухи неподвижно висят в золотистом воздухе и вдруг отлетают; мошки вьются столбом, светлея в тени, темнея на солнце; птицы мирно поют…" ("Лес и степь".) Здесь дана объективная, документально верная картина русской природы, подмеченная острым и наблюдательным глазом. Создается впечатление, что восприятие этого пейзажа шло через объектив фотоаппарата, что при его восприятии работал только глаз художника, правда. глаз очень зоркий и внимательный, умеющий подметить такие детали и подробности, которые могли бы ускользнуть от взгляда обыкновенного человека.
Совсем другой пейзаж у Толстого: "…Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками… он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
…Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
"Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, – думал князь Андрей, – пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!" Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея" (т. II, ч.3, гл.1).
В описании дуба писатель-психолог выбирает только то, что соответствует душевному состоянию Андрея Болконского, движениям его мысли, чувства, его настроению, психике.
Читатель никогда не перевернет страницу романа, не прочитав описания природы. Если он это сделает, то вместе с пейзажем пропустит что-то важное и в судьбе героя, потому что пейзаж Толстого всегда теснейшим образом связан с чувствами, переживаниями, душевными движениями героев. Строго говоря, у Толстого нет, или почти нет, нейтральных пейзажей.
Возможно, А.П.Чехов и имел в виду известную нейтральность некоторых тургеневских пейзажей по отношению к человеку, когда писал, что у Тургенева "описания природы хороши, но… чувствую, что мы уже отвыкаем от описания такого рода и что нужно что-то другое". Это "что-то другое" и приходит в литературу вместе с творчеством Толстого. Приходит оно и в пейзажную живопись вместе с полотнами Левитана.
Левитановские картины всегда выражают душевное настроение, психическое состояние человека. В них всегда присутствует личность художника, и поэтому они никогда не оставляют зрителя равнодушным и глубоко трогают его чувства. О Левитане-пейзажисте можно сказать словами поэта:
С природой одной он жизнью дышал,
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье…
(Е.А.Баратынский. "На смерть Гете". на сайте http://feb-web.ru/)
Так, на картине Исаака Ильича Левитана "Над вечным покоем"(ГТГ) нет столь типичных русских лесов, полей, степных просторов, колосистых нив. Почти все полотно занимают вода и небо. Пространство кажется безграничным. Безгранична линия горизонта. Медленно движутся тяжелые темные тучи. На их фоне – светлое, чуть розоватое 
облачко. Вдали протянулась узкая полоска берега, чуть ближе – небольшой островок. На переднем плане – маленькая церквушка, рядом несколько деревьев, а дальше разбросанные кресты могил. Вот и все содержание картины. Но мы убеждены, что это – частица России, близкая, понятная, милая русскому сердцу.
И сколько мыслей, чувств, волнения вызывает эта картина в душе зрителя. То она воспринимается как печальная дума о несбывшихся надеждах… То как философское рассуждение о мимолетности человеческой жизни… То как светлое предчувствие медленно, но неотвратимо надвигающейся грозы… Бесспорно одно: картина – плод глубоких, тяжелых переживаний художника.
Картина написана в холодных тонах. В ней преобладают голубовато-серые, синие, зеленые краски, и среди них только одно маленькое теплое пятнышко – огонек в окне церкви. Сложный, противоречивый мир художника отразился в этой картине. Сам И.И.Левитан о ней писал: "В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием"*.
Эту картину высоко ценил Л.Н.Толстой, называл ее молитвой немой души. И это естественно. Она очень близка толстовскому творчеству, его пониманию природы. Она утверждала в русской живописи то новое, что делал сам Толстой в литературе. В ней, как и в пейзажах Толстого, достигнуто полное слияние человека с природой.
(Из книги: Н.Н.Щиряков. Изобразительное искусство на уроках литературы. – Минск.1968)
* Из письма П.М.Третьякову:
18 мая 1894
Глубокоуважаемый Павел Михайлович! Я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа снова попадет к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. И это, собственно, удивительно, так как моих вещей у Вас достаточно, – но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слез больно бы было, если бы она миновала Ваше колоссальное собрание (конечно, не в смысле количества нумеров и громадности денежных затрат, но в смысле прекрасного подбора, ясно говорящего о Вашем глубоком понимании искусства и о Вашей трогательной и бескорыстной любви к нему).
Вам это, конечно, много раз было высказано, но тем не менее правда хороша и в повторении.
Благодарить Вас, конечно, тут не за что, так как Вы исполняете свою душевную потребность и долг гражданина, – и все-таки спасибо и спасибо Вам!
Глубоко истинно уважающий Вас И.Левитан
Толстой Л. Н. – Толстым Л. Л. и Т. Л., 26 февраля 1894 г.[2]
Сейчас едут все куда-то на вечер. И все наряжаются и Сашу и Ваню завивает Теодор. Всё это очень весело. Мне было очень больно видеть Ваню завитым и Сашу разряженною. Одно спасенье, что душа человеч[еская] герметически закупорена и защищена от порчи. – Теперь все там на этом вечере, а мы одни с Машей дома: она усердно работает, переписывает записки Хилкова (прекрасные) и письма разбирает. А я сейчас сидел один наверху и читал книги и статьи, привезенные Гальпериным. В 4 часа проводил H. Н. Ге[3] на жел[езную] дорогу. Они едут вместе весело, Касаткин, Пастернак, Левитан. Я, кажется, без тебя, Таня, обидел Касаткина, высказав ему очень откровенно неодобрение его картине «паровая конка». Очень мне уж стало противно искусство для забавы.
Нынче получил вашу телеграмму о Brissaut или Brissot с уведомлением, что вы остаетесь indéfiniment, и письмо, в котором обещаете приехать на днях. Пожалуйста, милые мои, не торопитесь решать и изменять положение, не отдавайтесь настроению – особенно ты, Лева, а делай поправку того, что представляется под известным настроением.
Если Briss…, то Briss… Я скорее поверил бы врачу нервных болезней, чем Potain, разумеется независимо от личности, доверия, которое она внушает. – Сейчас перервали меня и наше одиночество три Иваныча Посредника: П[авел], И[ван] и Е[вгений]. – Я ничего еще толком не начал – Тулон кончил, – но хочется многого и думается, что не надо ничего писать. А надо больше заниматься тем художественным произведением, к[оторое] составляет жизнь каждого из нас, прикладывая всё внимание и усилие на то, чтобы не было в ней никаких ошибок ни колорита, ни перспективы, ни, главное, отсутствия содержания. Этого же и вам желаю, милые друзья дети.
Л. Т.
Источник: literatura5.narod.ru