Человеческая природа предопределена природным генотипом аргументы
r />Итак, наследственность и среда — объекты нашего внимания. Читатель знает по опыту, что часто они противопоставляются. Существуют даже утверждения, что различия в ^ (коэффициенте интеллекта) на 80% определяются генами и на 20% — средой. Однако такой плюралистический подход некорректен, ошибка состоит в попытке приписать внешним и внутренним силам отдельные, не связанные друг с другом роли, которые они играют в формировании индивидов и общества. Вопрос «Я отличаюсь от соседа потому, что у меня другие гены, или потому, что у меня другой жизненный опыт?» — является с точки зрения биологии бессмысленным. Попытки четко отделить внешние и внутренние причины предпринимал еще Р. Декарт, представлявший себе человеческий организм как машину. Дробление организма на части дало положительные результаты, например, в медицине (появление профессий хирурга, терапевта, невропатолога, окулиста и т. д.). Однако неудачи такого подхода, особенно в понимании того, как оплодотворенное яйцо превращается в мыслящего и действующего человека, привели к следующим выводам: а) каждый организм является субъектом постоянного изменения на протяжении всей своей жизни; б) организм в каждый момент времени находится под совместным влиянием взаимодействующих генов и среды.
В силу этого мы можем сказать, что внешняя изменчивость человека является продуктом общества: половые и географические, расовые и этнические различия обретают в обществе социальные формы ввиду развития общественного разделения труда и распределения видов труда среди людей по «родовитости», «собственности» или по «способностям».
r />Успехи генетики человека привели не только к безусловным достижениям в понимании его природы, но и к ошибкам, вызванным абсолютизацией роли генов в развитии индивида. Основным различием людей с точки зрения генетики является различие между генотипом («программой» эволюции организма) и фенотипом (всеми проявлениями организма, включающими в себя его морфологию, физиологию и поведение, в конкретные моменты его жизни). Несколько ошибок ведут к негативным последствиям и в педагогический практике. Они сводятся к утверждениям типа: а) гены определяют фенотип; б) гены определяют предельные возможности и в) гены определяют предрасположенности.
Рассмотрим эти положения. Когда мы говорим, что гены определяют фенотип, то утверждаем, что по генотипу можно точно определить фенотип организма. Это ошибочно. Воспитание, место и характер работы, социальный опыт обусловливают различия в фенотипах.
Ошибочно также утверждение, что гены определяют предельные возможности человека (организма). Метафорически такое положение можно проиллюстрировать теорией «пустых ячеек»: генотип, мол, определяет количество и размер ячеек, а опыт наполняет их содержанием. Среда может выступать при таком понимании лишь как «обедненная» или «обогащенная» с точки зрения возможности заполнения ячеек, заданных заранее, при рождении.
r />Так, выполнение тестов на определение ^ основано на положении о том, что в «обедненной» среде все тестируемые будут равно плохо выполнять тесты, а в «обогащенной» среде их природные различия в способностях должны будут проявиться. Но еще не найдено доказательств того, что различные фенотипы имеют различные предельные возможности.
Положение о том, что генотипы определяют предрасположенности организма (личности), тоже является достаточно ошибочным. Идея предрасположенности (например, к полноте или худобе) предполагает, что тенденция проявляется в нормальных условиях. В отношении человека «нормальные средовые условия» выглядят чрезвычайно расплывчато, и здесь не помогают даже средние величины для популяции, взятые как эталоны.
До недавнего времени в российской научной литературе много внимания уделялось генотипу человека как источнику асоциальных отклонений, девиантного поведения. Такой интерес подпитывался и распространенностью иллюзии, что при социализме исчезают социальные факторы преступности. Однако резкий рост преступности, отмечаемый в стране вследствие изменения социально-экономических и политических условий, свидетельствует о слабой связи асоциальности личности с ее генами. Решающий фактор — социальные условия. Так же обстоит дело и со способностями людей: тест ^ измеряет, скорее, подготовленность человека, нежели его природные данные, а это, понятно, зависит от социокультурных условий социализации конкретного человека.
Мы подошли к вопросу чрезвычайной важности — к проблеме наследуемости тех или иных свойств и проявлений человеческой личности.
а проблема связана с ошибочной дихотомией: природа или воспитание. Наследуемость в ее обыденном значении понимается как «нечувствительность к средовым условиям». Практические выводы из этого носят порой комический характер. Недавно, например, в США один суд принял решение о признании рекламируемого средства от облысения мошенничеством, потому что появление лысины «обусловлено наследственностью».
Когда мы задаем себе вопрос, чему обязано то или иное свойство личности — природе или воспитанию, то допускаем заведомую ошибку, не понимая, что эти факторы — неразделимые и взаимодействующие формы развития.
Острейшие дискуссии возникли по поводу наследуемости интеллекта. Ошибка заключается в предположении, что интеллект устойчив на протяжении всей жизни человека. Внесем некоторую ясность сначала в термины: 1) врожденное не означает генетическое; 2) генетическое не означает неизменное — действие генов является прямым ответом на средовые сигналы; 3) врожденное не означает неизменное.
В начале XX в. еще были в ходу воззрения типа: «Чем примитивнее общество, тем больше сходства между составляющими его индивидами». Часто цитировался Уллоа: «Кто видел одного туземца Америки, видел их всех». Дюркгейм утверждал, что у цивилизованных народов два индивида различаются один от другого с первого взгляда и без всякого предварительного ознакомления.
вестный антрополог Р. Левонтин уже в наши дни рассказывал следующую историю: «Однажды в Египте в холле отеля к моей жене подошел незнакомый египтянин, который стал обсуждать с ней совершенно неизвестное ей дело. Она убедила его, что они видятся впервые, и он, наконец, посмотрев вокруг, заметил другую женщину, за которую принял мою жену. Нечего и говорить, что они не имели между собой ничего общего. Он принес извинения за ошибку, сказав в заключение: “Я прошу простить меня, но вы все так похожи”».
Дело, оказывается, не в «цивилизованности», чем до недавнего времени оправдывались колонизация, международная эксплуатация народов, наделение одних народов кличками «дикари», «примитивные существа» и присвоение другими себе права на порабощение народов, менее приспособленных для военных и экономических экспансий.
Умение отличать друг от друга членов незнакомой группы — это не просто дело случая или тренировки и не только вопрос внимания или желания. Истинные причины во многом уходят в подсознание человека. В любой культуре существуют архетипы «своего», зафиксированные в сознании и подсознании. Это своеобразные эталоны восприятия действительности, в том числе и людей «не своего рода». Селекция происходит автоматически, мы видим лишь то, что мы «должны» видеть, и только сознательные усилия могут преодолеть этот архетип, превратившийся уже в предрассудок, стереотип воспитания. В ХУ11—Х1Х вв. сформировался уже другой стереотип — европейская колонизация в свое время успешно «лишила» представителей целых народов звания человека, имеющего свою индивидуальность, а следовательно, и прав и свобод.
r />Этот пример указывает на самую видимую и социально оформленную часть биологических различий людей. Однако человека надо рассматривать не только внешне, но и внутренне. Внутренние различия людей вызваны не только той или иной усвоенной культурой, но и способностями, пределами развития, их предрасположенностями (призваниями). Развитие и реализация людьми своих способностей протекают в рамках непрерывно развивающегося общественного разделения труда. Основатель социологии («социальной физики») О. Конт видел в разделении труда «самое существенное условие общественной жизни». С тех пор теория разделения труда серьезно продвинулась вперед, однако здесь придется изложить ее лишь схематически.
Различают несколько видов разделения труда: физиологическое, технологическое, разделение труда человека, общественное и главное.
Под физиологическим разделением понимается естественное распределение видов труда среди населения по полу и возрастам. Выражения «женский труд», «мужская работа» говорят сами за себя. Существуют также области применения «детского труда» (перечень последних обычно регулируется законом государства).
Технологическое разделение труда по своей природе бесконечно. Сегодня в нашей стране существует около 40 тыс. специальностей, число которых с каждым годом растет. В общем смысле технологическое разделение труда есть расчленение общего процесса труда, направленного на производство материального, духовного или социального блага, на отдельные составные части в силу требований технологии изготовления продукта.
r />Разделение труда человека означает разделение труда множества людей на физический и умственный — общество может содержать людей, занимающихся умственным трудом (врачи, люди науки, учителя, духовенство и т.д.) лишь на основе повышения производительности труда в материальном производстве. В середине 70-х гг. три человека, работающих в сфере материального производства в нашей стране, могли содержать одного человека, занятого в сфере умственного труда. Умственный труд (разработка технологий, образование, повышение квалификации работников и их воспитание) составляет все более расширяющуюся сферу.
Общественное разделение труда есть распределение видов труда (результатов технологического разделения труда и разделения труда человека) между социальными группами общества. Какой группе и как выпадает та или иная жизненная «доля» в виде той или иной совокупности видов труда, а следовательно, и условий жизни — на этот вопрос отвечает анализ работы механизма распределения труда в обществе в данное время. Более того, сам механизм такого распределения непрерывно воспроизводит классы и социальные слои, функционируя на фоне объективного движения технологического разделения труда.
Что это за механизм? В экономически развитых обществах таким механизмом является собственность, прежде всего частная.
Имущий класс (группа) так или иначе сосредоточивает в своих руках те виды труда (деятельности), которые обеспечивают управление и организацию во всех сферах жизнедеятельности общества: руководство производством, государством, просвещением, средствами массовых коммуникаций и т.д.
r />Решающим моментом развития ребенка является социоэконо- мический статус родителей. Так соединяются воедино развитие способностей и уровень собственности, производным от которых является как раз «социоэкономический статус родителей».
Но как объяснить собственность в рамках теории разделения труда? Для этого используется термин «главное разделение труда», впервые введенный в научный оборот А. Куреллой. Это понятие обозначает процесс приобретения стоимостной характеристики трудом, расчлененным на прошлый и живой. Весь прошлый труд, концентрирующий в себе в опредмеченном виде силы, знания, способности, умения работников, поступает в сферу обладания, распоряжения и пользования частных лиц или организаций (кооперативов, акционерных обществ, государства) и приобретает статус собственности, охраняемой юридическими законами государства. Частная собственность при этом выступает как мера обладания прошлым трудом всего общества; ее форма, приносящая прибавочную стоимость, названа капиталом (финансовым, предпринимательским). Живой труд в форме способности к нему тоже выступает как собственность, но в виде рабочей силы как товара. В противоположности «капитал — рабочая сила» в концентрированном виде проявляется классовое, групповое расслоение общества, поскольку носители этих противоположностей выступают как представители разных классов — одни управляют, другие — работают.
к в истории общества переплетаются власть и собственность, взаимно развивая и укрепляя друг друга. Главное разделение труда (раскол труда) обеспечивает функционирование товарноденежных отношений как оперативного механизма распределения и оплаты видов труда среди членов общества. Этот механизм является производным от форм собственности, функционирующих в конкретном обществе.
Но как развиваются отношения между группами людей, занятых теми или иными видами труда в силу постоянно развивающегося технологического разделения труда в обществе? Э. Дюркгейм считал, что наиболее поразительным следствием разделения труда является не то, что оно увеличивает производительность разделенных функций, а то, что делает их солидарными. Механизм солидарности при этом отличается от механизма солидарности, вызванного сходством (этническим, половозрастным, расовым). Большие общества могут удерживаться в равновесии только благодаря специализации знаний; разделение труда — если не единственный, то по крайней мере главный источник общественной солидарности. Эту точку зрения высказывал уже О. Конт, увидевший в разделении труда нечто иное, чем чисто экономическое явление, и утверждавший, что «именно непрерывное распределение различных человеческих работ составляет главным образом общественную солидарность и становится элементарной причиной возрастающей сложности и объема социального организма».
r />Эти классики социологии утверждали, что разделение труда призвано также интегрировать социальное тело, обеспечить его единство. Время внесло серьезные коррективы в такое понимание. Классовые бои первой половины XX в. показали, что существуют некие причины, подрывающие ту форму солидарности в обществе, которую описывали О. Конт и Э. Дюркгейм. Идеи социального равенства, свободы и братства, составляющие основу Великой французской революции, в XX в. сменились противоположными: классовые столкновения и появление на исторической арене государственного социализма, две мировые войны, серия национально-освободительных войн, существующий до сих пор расизм заставляют нас глубже исследовать проблемы расслоения обществ и народов.
Категория «солидарность», имеющая моральную природу, уже не может удовлетворить потребности враждебных групп или народов, отношения между которыми принимают порой форму борьбы, конфликтов, войн. Она уступает место своей противоположности — категории «отчуждение», которая связана с категорией «деятельность» — основной формой активности человека, которая только и делает возможной его жизнь.
В процессе деятельности (в которой различаются цель, средства, результат) продукт деятельности в условиях товарно-денежных отношений в той или иной степени отчуждается от производителя — без этого невозможен эквивалентный обмен продуктами в условиях технологического разделения. труда. Появляется первая в истории стадия отчуждения — продукт производителя выбрасывается в анонимную область, называемую рынком (экстраекция), и обменивается на деньги, представляющие собой идеальную сторону товара. Но отношения между порожденным и порождающим (творцом) еще не враждебны: они нейтрально-чужды друг другу.
Развитие производительных сил, а следовательно, и потребностей людей в обществе ведет к постепенному установлению господства прошлого труда (в виде денег или недвижимой собственности) над живым трудом, т.е. человеком. Продукт начинает повелевать творцом. Подкуп, обман, коррупция чиновников, экономические преступления, эксплуатация человека человеком подрывают ту солидарность, которую воспевали классики социологии. Класс, сосредоточивший в своих руках средства производства, начинает с их помощью повелевать жизнью и деятельностью людей, представляющих собой класс наемных работников.
Наступает новая фаза в развитии отчуждения человека в истории — развивается «враждебное» отчуждение между имущими и неимущими людьми, членами одного и того же общества. Классовый антагонизм ведет к классовой борьбе, перманентно присущей обществу, развивающемуся стихийно.
Если сущностью экономического отчуждения является противоречие, достигшее антагонизма между капиталом и рабочей силой, то суть социального отчуждения заключается в том, что жизненные проявления человека, удовлетворение его исторически растущих потребностей, свобода и самоактуализация им своих способностей предопределены извне условиями того класса, группы, этноса, в составе которых он родился. Образ жизни, ее уровень и уклад и даже стиль жизнедеятельности (субкультура) ограничены пределами и возможностями группы, класса. Случайность рождения человека «принцем» или «нищим» предопределяет его жизнь. Взаимоотчуж- дение социальных групп постоянно подпитывается отчуждением человека от человека — людей, как и классы, разделяют перегородки в виде собственности, права на которую охраняются всеми силами государства. Люди делятся на господ и холопов, богатых и бедных. Девизом такого общества является лозунг «Деньги не пахнут!».
Политическое отчуждение означает, что такой продукт взаимодействия людей, как государство, становится средством в руках господствующей группы, класса для проведения в жизнь лишь своих интересов и принудительного поддержания социального неравенства в обществе. Все это порождает естественное осознание чуждости такого государства у большинства трудящихся.
Экономическое и политическое отчуждение, раз возникнув, подпитывают духовное отчуждение. Сущность последнего заключается в развитии различного рода «дымовых» завес в виде фетишей, религиозных верований, охранительных идеологий между сознанием индивида, группы, этноса и реальной жизнью. Иррационализм, социальный обман, манипулирование массовым сознанием в интересах собственников средств массовой коммуникации, властей и в целом имущего класса есть ясное проявление духовного отчуждения: при этом возникает миросознание и мироощущение человека, либо не нашедшего себя, либо потерявшего себя в жизни.
Идея коммунизма предполагала, что люди со временем построят бесклассовое общество, не раздираемое классовыми и национальными противоречиями, вызванными отчуждением человека в истории, т.е. господством над ним продукта его деятельности, следовательно, господством человека над человеком с помощью этого продукта. Благосостояние и свобода, всестороннее развитие способностей людей, по этому замыслу, могли наступить лишь в таком обществе. Являлось ли представление о нем социальной утопией? Распад системы государственного социализма, думается, еще не означает иллюзорности теории отчуждения.
Система базовых потребностей человека
Исходной базовой потребностью человека, по А. Маслоу, является потребность в самой жизни, т.е. совокупность физиологических и сексуальных потребностей — в пище, одежде, жилище, продолжении рода и т.д. Удовлетворение этих потребностей, или этой базовой потребности, укрепляет и продолжает жизнь, обеспечивает существование индивида как живого организма, биологического существа.
Защищенность и безопасность (safety and security) — следующая по восходящей значимости базовая потребность человека. Тут и забота о гарантированной занятости, заинтересованность в стабильности существующих институтов, норм и идеалов общества, и желание иметь счет в банке, страховой полис, тут и отсутствие тревоги за личную безопасность, и многое другое. Одним из проявлений этой потребности является также стремление иметь религию или философию, которая бы «привела в систему» мир и определила наше место в нем.
Потребность в принадлежности (к той или иной общности), причастности и привязанности (belongingness and affection) — третья базовая потребность человека, по А. Маслоу. Это и любовь, и симпатия, и дружба, и другие формы собственно человеческого общения, личностной близости; это потребность в простом человеческом участии, надежда на то, что страдания, горе, несчастье будут разделены, а также, конечно, надежда на успехи, радости, победы. Потребность в привязанности и принадлежности является обратной стороной открытости или доверия человека к бытию — как социальному, так и природному. Безошибочный индикатор неудовлетворенности данной потребности — чувство отверженности, одиночества, заброшенности, ненужности. Удовлетворение потребности в общении-общности (принадлежности, причастности, привязанности) очень важно для полноценной жизни.
Потребность в уважении и самоуважении (for respect and selfrespect) — еще одна базовая потребность человека. Человек нуждается в том, чтобы его ценили, — за мастерство, компетентность, независимость, ответственность и т.д., чтобы видели и признавали его достижения, успехи, заслуги. Здесь на первый план выходят соображения престижа, репутации, статуса. Но признания со стороны других еще недостаточно — важно уважать самого себя, обладать чувством собственного достоинства, верить в свою единственность, незаменимость, чувствовать, что занят нужным и полезным делом. Чувства слабости, разочарованности, беспомощности — вернейшие свидетельства неудовлетворенности данной потребности.
Самовыражение, самоутверждение, самореализация (selfactualization) — последняя, завершающая, по А. Маслоу, базовая потребность человека. Впрочем, завершающей она является лишь по критериям классификации. В действительности же, как полагает американский психолог, с нее начинается подлинно человеческое, гуманистически-самодостаточное развитие человека. Человек на этом уровне утверждает себя через творчество, реализацию всех своих способностей и талантов. Он стремится стать всем тем, чем он может и (по своей внутренней, свободной, но ответственной мотивации) должен стать. Работа человека над самим собой — главный механизм удовлетворения рассматриваемой потребности.
Привлекательность концепции базовых потребностей обусловлена прежде всего своей системностью, а значит, четкостью и определенностью. Она, правда, не обладает полнотой, не является исчерпывающей. Достаточно сказать, что ее автор выделил и другие базовые потребности — в знании и понимании, в красоте и эстетическом наслаждении, — но не сумел вписать их в свою систему. Видимо, количество базовых потребностей может быть и другим, скорее всего гораздо большим. Но для нас важен сам этот базисно-«потребностный» подход.
Базовые потребности человека объективно соотнесены с общечеловеческими ценностями, к которым постоянно возрастает интерес в современном мире. Общечеловеческие ценности добра, свободы, равенства и т.д. могут рассматриваться как продукты или результаты мировоззренческой спецификации содержательного богатства человеческой природы — в ее, разумеется, нормативном выражении. Предельно общий характер базовых потребностей человека, их диспозиционность и устремленность в будущее объясняет столь высокий, идеальный (от слова «идеал») статус общечеловеческих ценностей. Идея взаимосвязанного, взаимозависимого мира получает тем самым еще одно, антропологическое подтверждение — единство базовых потребностей людей, единую природу человека.
Убеждения как единство знаний, эмоций, воли проявляются в различных формах: ценностные ориентации, социальные установки, нормы, принципы поведения, мотивы действий, поступков. Но в основе всех этих проявлений — ориентация на ценности.
Ценности — определяющий элемент культуры, ее ядро. Для того чтобы оценить, что значимо и полезно, а что нет, что есть добро, а что есть зло, и человек, и общество постоянно применяют определенные мерки, критерии. Культура в ценностном аспекте — это своеобразный социальный механизм, который выявляет, систематизирует, упорядочивает, сохраняет, передает ценности в обществе. Другими словами, ценности ориентируют человека, сообщество в окружающем мире, побуждают их к конкретным действиям или бездействию.
Социальные ценности существуют всегда в виде определенной системы и выражаются в менталитете человека, сообщества. Фундаментом системы ценностей являются нравственные ценности — например, заповеди Христа.
В рамках одного сообщества ведущие ценности большинства в основном едины, если, конечно, сообщество не находится в каком- то экстремальном состоянии — межнациональный или межнациональный или межрелигиозный раскол, гражданская война, переходное состояние и т. п. Однако даже при стабильном состоянии общества возможен конфликт, вызванный сложившейся системой ценностей: политические ценности могут не согласовываться с экономическими, экономические — с социальными, экономические — с экологическими, коллективистские — с индивидуальными.
Немалые различия могут иметь системы ценностей социальных групп и классов. Социокультурные различия могут быть между отдельными поколениями в одном обществе или явлениями субкультуры и даже контркультуры.
Молодежная демографическая группа, например, имеет свой специфический стиль поведения, выражающийся в ношении определенной одежды, определенном языке общения, который взрослые не всегда могут понять. Таким образом, формируется молодежная субкультура.
В силу специфики социальных, политических или экономических условий субкультура может порождать образцы поведения, противоположные культуре, господствующей в обществе. Термин «контркультура» применим к субкультуре тех социальных или демографических групп, которые бросают вызов доминирующей в обществе культуре. Мафиозная группа, группа воров в законе, не лишена нравственных принципов — напротив, они имеют свои стандарты поведения, норм, чаще всего противоположные общепринятым в данном обществе. Субкультура таких групп вступает в конфликт с культурой общества, в котором она паразитирует.
Особенно показательным было противопоставление культурным ценностям общества субкультуры движения хиппи, очень популярного на Западе в 1960—1970 гг. Молодые люди, часто из вполне благополучных респектабельных семей, проповедовали культуру, в которой труд представлялся нежелательным, половая воздержанность — ненужной, патриотизм — ненормальным, стремление к материальному благополучию — недостойным. Таким образом, движение хиппи сформировало свою контркультуру, полностью противоположную основным нравственным нормам, принятым в западных странах.
Целостность культуры всегда предполагает известный синтез между общечеловеческими ценностями и национальной культурой. Для России уже в течение нескольких веков характерен конфликт между западниками (славянофобами) и славянофилами, русофилами; между коллективистской, общинной ориентацией, нравственными принципами и ставкой на индивидуализм западного, протестантского типа.
Мир ценностей в обществе также организован определенным образом. Основные ценности, выстроенные в определенную доктрину, теоретически аргументированные, превращаются в идеологию. Кроме того, ценности выражаются и в стихийно сложившихся представлениях, мнениях людей, которые находят отражение в обычаях, традициях, обрядах. Любое достаточно развитое общество имеет определенную идеологию. Другое дело, что эту идеологию часть общества может не воспринимать и даже бороться против нее. Это особенно характерно для обществ переходного типа. Любая идеология имеет несколько ярусов: общечеловеческое содержание, национальное содержание, например конституция, групповые социально-классовые ценности.
Справедливость — образование многомерное, в ней много различных уровней, слоев, граней, и все они в общем-то важны — одни больше, другие меньше — для составления целостной картины этого феномена. В отечественной литературе комплексный характер справедливости получил достаточно полное освещение. Однако оно непропорционально смещено в сторону этического и социально-политического подходов. Собственно же философские — онтологические, антропологические — измерения справедливости почти всегда оставались и поныне остаются в тени.
Между тем метафизический, собственно философский подход к проблеме справедливости крайне важен. Он позволяет высветить не только «темные углы», скрытые параметры частных, прикладных (экономических, политических и др.) аспектов этой проблемы, но и, что главное, ее исходные принципы, конечные причины, предельные основания. Метафизика справедливости имеет дело с ее сущностными глубинами, присутствием целого, ориентацией на целостность в каждой из ее частей или элементов.
Справедливость предполагает особую — проспективную — работу человеческого сознания. Она становится существенным, т.е. по-настоящему работающим элементом исторического развития человека именно с момента своего осознания в качестве вполне реальной, а потому желаемой и даже должной перспективы общественного устройства и образа жизни. Без того или иного осознания возможности справедливости не было бы и ее в действительности. При этом справедливость человек не находит и не открывает — он ее создает. Открывает и находит он только определенную пластичность исходного исторического материала и возможность встроить в него свои заветные желания, чаяния, надежды. Если бы история не допускала альтернатив, была монолинейной и безва- риантной, то ни о какой справедливости не могло бы быть и речи.
Но на поиски справедливости, а точнее, на борьбу за ее утверждение человека толкает отнюдь не эластичность или податливость истории, общественной канвы его жизни, а какая-то неустроенность, какое-то напряжение, какой-то дискомфорт его бытия, одним словом, несправедливость. Иными словами, к справедливости люди идут от несправедливости, поскольку открывается — сначала в мысли, а потом и в действии — перспектива иного устройства и течения жизни, другой ценностной ориентации бытия.
На наш взгляд, справедливость возникает как одна из форм социализации человека, как средство формирования и развития культурного потенциала общества. Она обладает замечательным свойством выхода за пределы собственного Я, в жизненный мир Другого (Других). Справедливость по меньшей мере «туистична»: тут всегда Я и Ты. Эгоизм, нарциссизм и тому подобные Я-цент- ризмы ей противопоказаны по определению. Отсюда такой мощный социальный заряд справедливости, отсюда ее цивилизующая, «окультуривающая» роль. Справедливость незаменима в становлении подлинно человеческой коммуникации между людьми, а подлинно человеческой она оказывается лишь в том случае, когда вовлеченные в нее стороны видят и признают друг в друге равноправных субъектов, свободных и ответственных. Наряду с другими факторами справедливость удерживает человека в его субъектноличностной определенности. И это вытекает из самой природы справедливости: ее «юрисдикция» не распространяется на объекты, мир вещей, она действительна только в пространстве социальносубъективного, в мире людей. Справедливость удачно накладывается на социальные институты — это ее организационное закрепление, структурная материализация. Какими бы эффективными ни считались социальные институты, их следует заменить, если обнаружена несправедливость.
Справедливость — один из тех социально-нравственных идеалов, без которых человеческая жизнь именно как человеческая была бы невозможна. Человек остается человеком, развивается как человек лишь до тех пор, пока устремлен к тому, что выше, светлее и совершеннее его эмпирического существования. В противном случае он теряет смысловую нить жизни, деградируя к той животной рефлексологии бытия, от которой с таким трудом когда-то оторвался. Человек тянется к идеалам и потому растет — как цветок, вытягивающийся навстречу благодатным лучам солнца.
Долженствование — самая глубокая сущностная определенность рассматриваемых идеалов. Открытость долгу, долженствованию — неотъемлемая характеристика человеческого существования в целом. Все истинно сущее в истории когда-то было должным, выступало в форме долга. Переход должного в сущее составляет важнейший элемент социально-исторической динамики нашей жизни.
Справедливость помогает конкретизировать нравственно-гуманистический идеал общества — стратегическую установку на человека, его свободно-творческое развитие. Она затрагивает сущностной стержень данного идеала — его диалектику целей и средств. Наиболее серьезной деформацией этой диалектики, как известно, является разрыв необходимых связей между поставленной целью (а ею в конечном счете выступает сам человек) и используемыми средствами. Разрыв этот тем более огорчителен, что реализованная (реализуемая) цель есть всегда функция использованных (используемых) средств. Именно справедливость помогает выдерживать целевую, по сути, человеческую профилизацию отбираемых и применяемых средств.
Источник: uchebnikfree.com
|
|||||||
|
Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла», Раздел 1, 9. До сих пор я только утверждал, что права человека должным образом основаны на природе человека, не определяя, что я имею в виду под этим термином. Если учесть тесную связь, существующую между человеческой природой, ценностями и политикой, неудивительно, наверное, что само понятие природы человека последние несколько столетий вызывало крайне ожесточённые споры. Наиболее традиционные дискуссии велись вокруг векового вопроса: где кончается природное и начинается привитое? В конце двадцатого столетия эта тема сменилась иной полемикой, в которой равновесие сильно сдвинулось в пользу привитого, причём многие твёрдо заявляли, будто поведение человека настолько пластично, что понятие «природы человека» теряет смысл. Хотя последние достижения в науках о жизни делают такую позицию все менее защитимой, всё же отрицание существования «природы человека» продолжает жить: недавно энвиронменталист Пауль Эрлих выразил надежду, что люди бросят пустые разговоры о природе человека раз и навсегда, поскольку это понятие не имеет смысла 222. Определение термина «природа человека», которым я буду пользоваться, следующее: природа человека есть сумма поведения и свойств, типичных для человека как вида и возникающих из генетических, а не энвиронментальных факторов. Слово «типичных» требует некоторых объяснений. Я употребляю этот термин в том же смысле, что и этологи, когда говорят о «видоспецифичном поведении» (например, образование устойчивых пар типично для малиновок и дроздов, но не для горилл и орангутангов). Общепринятая ошибка в понимании «природы» животного состоит в том, что это слово подразумевает жёсткую генетическую определённость. На самом деле все природные свойства показывают заметный разброс в пределах одного и того же вида; иначе невозможны были бы естественный отбор и эволюционная приспособляемость. Особенно это заметно у культурных животных, таких как люди: поскольку поведение может быть усвоено и изменено, разброс в поведении неизбежно более велик и в большей степени отражает влияние среды, чем у животных, неспособных к усвоению культуры. Это означает, что типичность есть искусственный статистический термин — он говорит о чём-то близком к медиане в распределении поведения или свойств. Возьмём, например, рост человека. Очевидно, существует заметный разброс в этом параметре; в любой заданной популяции распределение роста будет, по термину статистиков, нормальным (колоколообразная кривая). Если мы захотим построить график распределения роста мужчин и женщин в современных США, получится
Эти кривые нам много что могут сказать. Прежде всего нет такого понятия, как «нормальный» рост, но распределение роста в популяции имеет медиану и среднее. 223 Строго говоря, нет такого понятия, как «видоспецифичный» рост, есть только видоспецифичное распределение роста; все мы знаем, что существуют великаны и карлики. Но нет и строгого определения великана или карлика; статистики могут произвольно сказать, что карлики — это люди с ростом на два или более стандартных отклонения ниже среднего, а гиганты — соответственно на два или более стандартных отклонения выше. Но ни гиганты, ни карлики не любят, когда их так называют, поскольку эти слова несут в себе намёк на аномалию и клеймо, а в этическом смысле этих людей не за что клеймить. Тем не менее это не значит, что бессмысленно говорить о видоспецифичном росте в популяции людей: медиана распределения у людей будет отличной от медианы распределения для шимпанзе и для слонов, и точно так же может отличаться форма колоколообразной кривой — степень разброса. Некоторую роль в определении медианы и формы кривой играют гены; они также ответственны за тот факт, что медианы у мужчин и женщин отличаются. Но на самом деле взаимодействие природного и привитого куда более сложно. Медианы распределения роста у людей значительно отличаются не только у разных полов, но и у разных этнических и расовых групп. Многое при этом связано со средой; средний рост японцев много поколений был меньше, чем у европейцев, но за короткий период после Второй мировой войны он увеличился благодаря иной, лучшей диете. В целом
Природа, следовательно, не устанавливает единый средний рост людей; цифры среднего роста сами нормально распределены в зависимости от диеты, здоровья и прочих факторов среды. Со времён Средневековья произошло сильное увеличение среднего роста, как заметно любому посетителю музея при взгляде на доспехи средневековых рыцарей. С другой стороны, есть пределы этой величине разброса, которые поставлены генетически: если лишить популяцию достаточного числа калорий в среднем, члены её вымрут, а не станут меньше ростом, а если увеличить калорийность выше некоторой нормы, они станут жирнее, а не выше. (Нет необходимости говорить, что это очень похоже на современную ситуацию в развитых странах.) Средняя европейская женщина в 2000 году заметно выше среднего мужчины 1500 года, но мужчины остаются выше женщин, Фактические значения медианы для любой заданной популяции или исторического периода во многом определяются средой, но общая степень возможного разброса и средней разницы между мужчиной и женщиной — результаты наследственности, следовательно, природы. Некоторым может показаться, что такое статистическое определение природы человека расходится либо с общим пониманием этого термина, либо с концепцией природы человека, которой пользовались Аристотель и другие философы. Но на самом деле это лишь более точное употребление термина. Когда мы видим, как человек поддаётся на подкуп, и качаем головой, произнося: «как это в природе человека — обманывать доверие», или когда Аристотель утверждает, как в «Никомахейской этике», что «человек по природе — политическое животное», никогда не подразумевается, что все люди берут взятки или что все люди участвуют в политике. Мы все знаем и честных людей, и отшельников; утверждение о природе человека является либо вероятностным (то есть имеется в виду, что большинство людей большую часть времени так поступают), либо условным — о том, как людям свойственно взаимодействовать со средой («подвергаясь близкому соблазну, большинство людей возьмёт взятку»). Contra Naturam 224Есть три главные категории аргументов, которые много лет выдвигали критики, доказывая, что традиционное понятие природы человека ведёт к заблуждениям или относится к Специалист по этике Дэвид Халл утверждает, что многие свойства, которые считаются для людей универсальными и притом присущими только нашему виду, на самом деле ни теми, ни другими не являются. Сюда включается даже язык:
Далее Халл указывает, что можно найти любое количество свойств вида, не распределённых нормально, которые поэтому не могут быть определены медианой и стандартным отклонением. Примером тому — группы крови: у человека может быть группа О, А, В, АВ, но никогда — промежуточного типа между О и А. Эти группы соответствуют аллелям человеческой ДНК, которые либо проявляются, либо нет — как выключатель может быть либо включён, либо выключен. Определённые группы крови могут более или менее превалировать в конкретных популяциях, но так как они не образуют континуум (как различающиеся цифры роста), то бессмысленно говорить о видоспецифичных группах крови. Другие свойства могут образовывать континуум (быть распределены непрерывно): например, цвет кожи варьируется от тёмного до светлого, но образует кластеры по расовым группам вокруг нескольких пиков или мод. Это возражение против существования человеческих универсалий обманчиво, потому что использует слишком узкое понятие универсального. Верно, что нельзя говорить об «универсальной» или средней группе крови, поскольку группы крови образуют то, что статистики называют категорийными переменными — свойства, которые попадают в некоторое число неупорядоченных различных категорий. Точно так же нет смысла говорить о «типичном» цвете кожи. Но многие другие свойства, такие как сила или рост, или психологические характеристики, такие как интеллект, агрессивность и самооценка, принимают целый континуум значений и распределены нормально вокруг одной медианы в каждой конкретной популяции. Степень отклонения популяции от медианы (называемая стандартным отклонением) — это в Вот таков контекст, в котором надо понимать «человеческие универсалии». Свойство не должно иметь дисперсию (стандартное отклонение) ноль, чтобы считаться универсальным, поскольку таких свойств почти нет 226. Несомненно, существуют мутантные самки кенгуру, родившиеся без сумок, или быки, рождённые с тремя рогами. Такие факты не лишают смысла заявление, что сумки есть составная часть «кенгуровости» или что быки — животные, обычно имеющие два рога 227. Чтобы свойство можно было считать универсальным, оно должно иметь единую отчётливую медиану или моду с относительно малым стандартным отклонением —
Второе критическое замечание по поводу понятия природы человека неоднократно высказывалось в последние годы генетиком Ричардом Левонтином 228и состоит в том, что генотип организма (то есть его ДНК) не определяет полностью фенотип (особь, в которую в конце концов развивается ДНК). То есть даже наша физическая форма и характеристики, не говоря уже о состоянии ума и о поведении, формируются более средой, чем наследственностью. Гены взаимодействуют со средой почти на каждой стадии развития организма, а потому определяют гораздо меньше, чем обычно утверждается сторонниками концепции природы человека. Мы уже видели это на примере среднего роста, который частично определяется природой, а частично — диетой и другими внешними факторами. Левонтин иллюстрирует свою точку зрения достаточным числом иных примеров. Он указывает, что даже мыши, выведенные генетически идентичными, по-разному реагируют на яд в окружающей среде и что отпечатки пальцев идентичных близнецов никогда не совпадают 229. Есть такой вид горных растений, у которых внешний вид полностью меняется в зависимости от высоты, на которой они растут. Хорошо известно, что младенцы, снабженные одним и тем же набором генов, сильно отличаются физически и умственно в зависимости от поведения матери в период беременности — пьет ли она, принимает наркотики, достаточно ли хорошо питается и так далее. То есть взаимодействие индивида со средой начинается задолго до рождения; свойства, которые мы привыкли относить к природным, являются, следовательно, продуктом сложного взаимодействия природы и среды. Это возвращение к противоречию между природным и привитым можно проиллюстрировать кривыми распределения различной формы. Например, высокая кривая 1 на рис. 3 — гипотетическое распределение IQ в популяции при (нереалистичном) допущении, что все индивиды находятся в одинаковой среде по отношению к влияющим на IQ факторам — питание, образование и так далее. Она показывает естественный, или генетический, разброс. Фактическое распределение IQ в любой популяции неизбежно будет больше похоже на кривую 2, отражающую тот факт, что общество некоторых подавляет, а некоторых лелеет, и это сказывается на интеллекте. Эта кривая ниже и шире, и большее число индивидов будет дальше от среднего значения. Чем больше разница форм этих двух кривых, тем больше влияние среды по сравнению с наследственностью. Утверждение Левонтина справедливо в этом смысле, но вряд ли оно отменяет понятие природы человека. Как уже замечалось в рассуждениях о росте, под влиянием среды может меняться средний рост, но не может рост человека превысить некоторый верхний предел или оказаться меньше нижнего, и не может средний рост женщин оказаться больше среднего роста мужчин. Эти параметры всё же задаются природой. Более того, часто существует линейная зависимость между средой, генотипом и фенотипом, которая гарантирует, что если генетические отклонения нормально распределены, то фенотипические отклонения также будут распределены нормально. То есть когда мы улучшаем свою диету, мы в среднем становимся выше (в видоспецифичных пределах); кривые распределения роста по-прежнему имеют одну медиану, хотя они подвержены действию среды. В большинстве своём свойства людей не подобны свойствам горных растений, имеющих совершенно разный вид на разных высотах. Дети не отращивают мех, если родились в холодном климате, и не отращивают жабры, если живут вблизи моря. Таким образом, важно не то, влияет ли среда на поведение и свойства, типичные для человека как вида, важно — насколько влияет. Во второй главе упоминалось утверждение Мюррея и Хернштейна из книги «Гауссова кривая», что до 70 процентов разброса IQ вызывается наследственностью, а не средой. Левонтин и его коллеги возражают, что фактическая кривая на самом деле намного ниже, до такой степени, что факторы наследственности играют в определении IQ очень малую роль 230. Это вопрос эмпирический, и такой, в котором Левонтин, кажется, не прав: в психологии существует консенсус, основанный на изучении близнецов, относительно того, что хотя эта кривая ниже, чем по оценке Мюррея — Хернштейна, всё же она лежит в диапазоне от 40 до 50 процентов, Степень наследуемости какого-либо свойства или вида поведения сильно варьируется; предпочтения в музыке практически полностью формируются средой, которая почти не оказывает влияния на такие генетические болезни, как хорея Гентингтона. Знать степень наследуемости конкретной характеристики очень важно, если она существенна, как IQ: индивидуумы, попадающие выше кривой 1, но ниже кривой 2, предположительно попадают туда не по природным причинам, а под воздействием среды. Если эта область велика, то есть надежда на возможность сдвинуть медиану кривой к В то время как аргументы Левонтина о том, что генотип не определяет фенотип, относятся ко всем видам, третьего рода критика видоспецифичной природы применима почти исключительно к человеку 231. А именно, люди суть культурные животные, которые могут изменять своё поведение путём самообучения и передавать обретённые знания и умения следующим поколениям не генетическим путем 232. Это значит, что разброс поведения человека куда больше, чем практически для любого другого вида: система родства у человека простирается от сложно устроенных кланов и родов до неполной семьи с одним родителем, чего нет в системе родства горилл или малиновок. Как сказал бы противник понятия человеческой природы вроде Пауля Эрлиха, наша природа не обязана иметь единую природу. Таким образом, он утверждает, что «граждане долго существующих демократий имеют иную человеческую природу, нежели те, кто привык жить под диктатурой», а в другом месте замечает, что «природа многих японцев сильно изменилась под влиянием поражения и открытия правды о японских военных преступлениях» 233. Это напоминает мне известную фразу из одного романа Вирджинии Вульф: «В декабре 1910 года или около того изменился человеческий характер». Эрлих просто повторяет в крайней форме взгляд социал-конструкционистов на поведение человека, который был широко распространён пятьдесят лет назад, но оказался сильно скомпрометирован исследованиями последних десятилетий. Верно, что в популярной печати пишут о «генах» чего угодно, от рака груди до агрессивности, и это даёт людям ложное ощущение биологического детерминизма; тут полезно было бы напомнить, что культура и социальная конструкция продолжают играть в нашей жизни важную роль. Но результат, что наследуемость IQ составляет сорок— пятьдесят процентов, содержит в себе оценку влияния культуры на IQ и подразумевает, что даже если принять в расчёт культуру, всё равно останется существенный наследуемый компонент IQ. Аргумент, что человеческой природы не существует, поскольку люди — культурные животные и способны обучаться, в корне неверен, так как он бьётся с воображаемым противником. Ни один серьёзный теоретик человеческой природы никогда не отрицал, что люди суть культурные создания или что они могут с помощью самообучения, образования и социальных институтов формировать свой образ жизни. Аристотель говорил, что человеческая природа не приводит нас автоматически к нашим зрелым формам так, как вырастает желудь на дубе. Процветание человека зависит от достоинств, которые человек должен приобретать намеренно: «Таким образом, добродетели порождаются в нас не природой и не насилием над природой, природа даёт нам способность их приобретать, и (эта способность) совершенствуется с приобретением привычки» 234. Такая вариативность индивидуального развития отражается в вариативности справедливости: несмотря на то что природной справедливости не существует, «все нормы справедливости изменчивы» 235. Совершенная справедливость требует, чтобы кто-то основал города и написал законы для этих городов, соответствующие существующим условиям 236. Аристотель замечает, что хотя «правая рука обычно сильнее левой, но любой человек может научиться одинаково действовать обеими руками»: воздействие культуры может преодолеть природу. В системе Аристотеля достаточно места для того, что мы сегодня называем культурными вариациями и историческим развитием. И Платон, и Аристотель считали, что разум не есть просто совокупность когнитивных способностей, данных нам при рождении, а представляет собой в некотором роде бесконечное стремление к знаниям и мудрости, которое надо культивировать у молодых посредством образования, а в зрелом возрасте — накоплением жизненного опыта. Человеческий разум не диктует единый набор учреждений или наилучший образ жизни, как сказал впоследствии Кант, «априорным образом» (то есть в стиле математического доказательства). Нет, он даёт людям возможность вдаваться в философские рассуждения о природе справедливости или о наилучшем образе жизни, основанном как на их неизменной природе, так и на изменяющейся среде. Открытый характер человеческого стремления к знаниям полностью совместим с концепцией человеческой природы — и действительно, оно составляет для классических философов политики критически важную часть того, что они понимали под человеческой природой. Так
| |||||||
