Леса россии карта
Большая часть территории России лежит в зоне умеренного климата, остальная – в арктическом, субарктическом и частично субтропическом климатических поясах. Разнообразие климата определяется также особенностями рельефа, близостью морей и океанов. Наибольшее разнообразие природных зон наблюдается на Европейской территории: от арктических степей и тундры до степей и полупустыни. Флора и фауна страны не менее многообразна: действует 41 национальный парк и 103 заповедника. Наибольшим разнообразием видов отличаются Кавказ и Дальний Восток. Почти половина территории страны занята лесами.
Горы России на карте. (интерактивная карта)
Примерно две трети территории страны занято равнинами и низменностями, крупнейшие из них – Восточно-Европейская равнина и Западно-Сибирская низменность. Горы сосредоточены в основном в восточной и южной части страны: Большой Кавказ на юге, Алтай и Саяны в Сибири, Сихотэ-Алинь на Дальнем Востоке. На полуострове Камчатка и Курильских островах сосредоточено множество вулканов, около полусотни из них действующие.
Заповедники России на карте. (интерактивная карта)
Леса России на карте
Природная карта России
Россия обладает крупнейшими мировыми запасами пресной воды. Большая часть поверхностных вод сосредоточена на востоке страны, в том числе самое большое и глубокое пресноводное озеро мира – Байкал, реки Обь и Енисей.
Россия чрезвычайно богата полезными ископаемыми. Ведется промышленная разработка практически всех их видов: от нефти, газа и угля до редких и цветных металлов, алмазов и янтаря.
И небольшое лирическое отступление. Россия богата удивительными красотами. Природных достопримечательностей, да и просто, мест, от которых захватывает дух не счесть. Надо лишь однажды решиться, бросить все дела и отправиться в путешествие, ведь никогда не знаешь, до какого состояния доведет тебя начальник. Начальники-то все одинаковые. Это порода людей такая. И не сбежишь от них никуда. Ждешь только конца рабочего дня и нервно поглядываешь на часы. Но нервы и собственное здоровье дороже. Завтра суббота, и все чаще в голову лезут мысли о том, как лучше отдохнуть. Можно, конечно, провести выходные в городе, но это мало чем отличается от обычных будней. Разве что, времени на развлечения побольше. И решение приходит само собой… Отправлюсь-ка я на природу. Отдых на природе – мечта любого горожанина. Вырваться из плена суетливых, провонявших бензином улиц и окунуться в мир первозданной красоты осеннего леса. Уже представляешь себе, как машина несется вдоль придорожной полосы разукрашенных осенью деревьев, а глаза зачарованно рассматривают переливы красно-желтой листвы под лучами утреннего солнца. И на душе становится приятно и спокойно. Отдых на природе, одно только его предчувствие может поправить настроение. А когда машина свернет на проселочную дорогу, ни что больше не напомнит тебе о бесконечных проблемах, которые остались за чертой города. Не забыть бы только выключить телефон… Но все хорошее пролетает быстро, и осенние сумерки уже коснулись ветвей деревьев. Пора и домой, но время проведенное вдали от цивилизации не пропало даром. Отдых на природе – неиссякаемый источник хорошего настроения и душевного равновесия!
Источник: haveall.net
Сам себе отвечу.
В общем, по итогу, эффективнее всего рос лес-самосейка. Но для того, чтобы он сам засеивался нужно вырубать длинными узкими полосами, оставляя нетронутыми большак. Собственно, это я и вижу на карте.
Процесс посадки выглядит следующим образом: по вырубу проходит трактор-трелевочник, к которому подцеплен здоровенный плуг. В образовавшуюся полосу вывернутого грунта школьники руками садят поросль. Поросль же выкапывают тут же — из подлеска. Копать поросль очень тяжелая работа, которую выполняли здоровые мужики. Мы же, школьники, шли за мужиками и забрасывали мелкие деревца в кузов грузовика.
Потом грузовик ехал вдоль плужной полосы и кто-то сбрасывал поросль в «полосу», а остальные пытались ее правильно (в смысле корнями 🙂 положить в грунт, а следующий идущий с лопатой пытается чуток забросать саженец грунтом. Собственно все. Но если учесть, что грунт это суглинок в виде засохших комьев или скользкая жижа, разбавленная обломками сучьев и камней, вокруг тучи комарья, а климат на Урале не отличается солнечностью, то работа была очень тяжелой.
Приживаемость посадки составляла процентов двадцать. Норма на день — одна полоса, метров 600 в длину. Работало нас человек тридцать. За месяц мы обрабатывали пару гектар. Бригад было несколько — не помню уже сколько, но с десяток. Платили не сказать, что очень хорошо, но я за лето зарабатывал, чтобы купить себе все к школе. В последний год я работал на подкопке и заработал на мотоцикл Ява-350 (примерно 1000 советских рублей)
Для самосейки же нужно только очистить выруб от сучьев и по возможности выкорчевать пни. Это делается тем же трелевочником и тем же плугом. Ручной работы — минимум. Нужно только в сложных случаях разгрести завалы из сучьев и пней, разрезав бензопилами особо цепучие сучья или подкопав особо упирающийся пень. В итоге получалось обрабатывать больше площади, а всходы появлялись на третий год. Через десять-пятнадцать лет там уже вполне хороший подрост, и растут грибы.
Вот фото трелевочника с тем самым плугом нашел гуглом:
Источник: habr.com
Карты лесов
Карты ЛВПЦ
Источник: ru.fsc.org
На свет появилась новая карта «Леса России», разработали которую Институт космических исследований РАН, Центр по проблемам экологии и продуктивности лесов РАН, Всемирная лесная вахта и Гринпис России. Данная карта составлена на основе четырех других: карты «Леса СССР» (1990 г.), Мировой карты сомкнутости лесного покрова по данным MODIS (США), Цифровой карты мира (1999 г.), Новой карты растительного покрова Северной Евразии на основе данных SPOT. На пресс-конференции, посвященной презентации карты, координатор лесной программы Гринпис России Алексей Ярошенко сообщил журналистам, что в отличие от официальной карты 1990 г., созданной на основе устаревших данных инвентаризации лесов, новая карта «Леса России» отражает объективное современное состояние лесного покрова России (по данным на 2000 г.). Однако в Федеральном агентстве лесного хозяйства РФ так не считают.
Рисунки смотрите в PDF-версии журнала
Но − обо всем по порядку. Идея создать новую карту «Леса России» возникла не сразу. Сначала в недрах Института космических исследований РАН появилась карта растительного покрова всей Северной Евразии: Космос, равно как и охрана окружающей среды, не знают административных границ. Составлялась карта по спутниковым данным (SPOT Vegetation) − данным дистанционного зондирования Земли. На основе этих данных ведутся, в частности, мониторинги − лесных пожаров, вырубок леса, отслеживается влияние хозяйственной деятельности человека на растительность, например, промышленные выбросы и т.д. Карта, полученная на основе космических снимков высокого разрешения, «запечатлела» не только леса, но и другие экосистемы: болота, тундру, степи, травяную, кустарниковую растительность и т.п.
Несмотря на то, что система космического мониторинга имеет ряд недостатков, как рассказывает заведующий лабораторией мониторинга бореальных экосистем Института космических исследований РАН Сергей Барталев, она дает возможность выявить очень многие детали. В частности, эта система позволяет определить 7 категорий лесов, классифицированных по фенологическим признакам: вечнозеленые, листопадные, лиственные и другие. Так же классифицировались различные категории хвойных лесов: лиственничные, темнохвойные, смешанные и т.д. − их отобразили на карте разными цветами. Благодаря ГИС-анализу леса удалось также разделить на редкостойные и сомкнутые.
Чтобы оценить достоверность карты, полученной на основе информации со спутника, специалистам понадобилось сверить космические данные с наземными. Валидацией занимался Центр по проблемам экологии и продуктивности лесов РАН под руководством академика А. С. Исаева, ранее курировавшего работу по созданию карты «Леса СССР» (1990 г.). По словам замдиректора ИКИ РАН, д.т.н. Е. А. Лупяна, сверка космических и наземных данных по лесам показала довольно высокий результат − всего 10% ошибки.
Сводить все материалы воедино − в новую карту «Леса России», решил уже Гринпис России после того, как его внимание привлек широкий пояс лиственных лесов на космической карте. Зеленые интерпретировали эту информацию так: за последние десятилетия лесной покров России претерпел существенные изменения. На гарях и территориях интенсивных рубок значительная часть хвойных лесов путем естественного лесовозобновления заместилась лиственными. Лиственные леса появились даже там, где их раньше не было: на заброшенных сельхозугодиях. Не удивительно, что, услышав интерпретацию новой карты из уст скандально известных экологов, журналисты уцепились за «сенсацию»: дескать, лесное богатство России, оказывается, миф…
Однако проанализировав карту, сравнив ее с последними данными лесоустройства и государственного учета лесного фонда, заместитель руководителя Федерального агентства лесного хозяйства М. Д. Гиряев дал этой работе резко отрицательную оценку. Вычертив каждый отдельный субъект федерации, раскрасив его по лесхозам, в агентстве получили картину, совершенно не совпадающую с той, что презентовал Гринпис.
В 15 субъектах Федерации, а именно: в Республике Алтай, Брянской, Владимирской, Вологодской, Ивановской, Кемеровской, Кировской, Костромской, Пензенской, Пермской области и Коми-Пермяцком АО, Псковской, Тамбовской, Тверской областях, Республиках Удмуртии и Хакасии на карте «Леса России» показано преобладание мелколиственных лесов. В то время как данные государственного учета лесного фонда свидетельствуют: покрытые лесной растительностью земли в этих субъектах Федерации составляют 45,9 млн га, из них хвойных и твердолиственных пород − 27,02 млн га или 59%.
С таким же «успехом» можно «пройтись» по отдельным регионам. Так, Кемеровская область − уникальный регион с преобладанием пихтовых лесов − на карте практически полностью закрашен синим и серым цветом. Мягколиственные насаждения в Кемеровской области занимают только 41,3%, хвойные и твердолиственные, соответственно, − 58,7%. Причем на тех территориях, где лес будто бы вообще не растет, доля хвойных насаждений колеблется от 30 до 50%. Точно так же практически полностью закрашены синим Пермская и Вологодская области, при том, что по официальным данным доля хвойных и твердолиственных насаждений в первой составляет почти 60%, а во второй − 53,3%. Ну и так далее…
Синий цвет на карте, согласно описанию, − это «мелколиственные и смешанные леса, леса с преобладанием березы, осины, серой ольхи, часто с примесью хвойных деревьев или с отдельными участками хвойных лесов. Практически все − производные леса, сформировавшиеся на месте коренных лесов в результате рубок, расчисток, лесных пожаров». Серый фон − «территории, пригодные для произрастания леса по современным климатическим и почвенным условиям, занятые сельскохозяйственными землями и нелесными экосистемами». Между тем официальная статистика утверждает, что на землях, отмеченных серым фоном, произрастает 27 млн га лесов, на них расположены сотни лесхозов.
Эта карта изначально предназначалась для учебных целей. Институт космических исследований намеревался использовать ее для системы мониторинга лесных пожаров.
Почему же обнаружились такие расхождения между данными учета лесного фонда и теми данными, которые получили в институтах Российской академии наук? На этот вопрос ответили специалисты лесного хозяйства. Суть ответа в том, что не только в России, но и во всем мире преобладающие породы определяют не по сомкнутости древесного полога, как это сделали разработчики новой карты, а по площади сечения стволов деревьев. Все хорошо представляют себе осину, у которой большая крона, а рядом елку, крону которой не видно, тем более на космическом снимке. Не говоря уже о том, что мягколиственные породы в первые годы растут лучше, а, значит, и диаметр кроны у них будет больше.
По теории лесоустройства (а лесоустроительная система существует в России более 150 лет) преобладающей считается ценная порода уже тогда, когда она составляет 4 единицы по площади сечения ствола в формуле состава пород таксационного выдела, то есть 40% от всех древесных пород на конкретном участке. И на карту наносится только эта преобладающая порода.
«Поэтому карта так называемых „преобладающих групп древесных пород и сомкнутости древесного полога“ абсолютно не отвечает сегодняшнему состоянию лесного фонда РФ, не соответствует ни данным лесоустройства, ни последним данным государственного учета лесного фонда. Да, динамика лесного фонда, особенно в зоне интенсивных лесозаготовок, в некоторых субъектах федерации имеет отрицательную тенденцию, потому что на смену хвойных лесов пришли лиственные, но не в таком объеме, как показано на этой карте. Данная карта противоречит методологии учетных лесоустроительных работ, дискредитирует всю систему ведения лесного хозяйства», − прокомментировал М. Д. Гиряев.
С. А. Барталев ответил на это замечание так: «На этапе разработки данная карта не планировалась как материал, который может быть использован в качестве оценки лесных ресурсов РФ, она не создавалась на основе лесоустроительных критериев и отражает состояние древесного полога. Мы признаем, что сопоставлять лесные запасы и данные наблюдения древесного полога нельзя, это сравнение совершенно разных вещей. Но, опираясь на нашу карту в решении экологических задач, можно понаблюдать, что в ряде регионов интенсивного лесопользования действительно произошла замена хвойных пород лиственными. Чтобы вести лесное хозяйство наиболее эффективно, на наш взгляд, нужно обращать внимание на динамику изменений лесного покрова».
В план на 2005 г. Федеральное агентство лесного хозяйства уже внесло разработку своей карты лесов РФ. Сначала будут получены картографические изображения по каждому лесхозу на основе материалов лесоустройства, в том числе геоинформационных систем, потом всю информацию сведут по субъектам Федерации и в целом по России.
Институт космических исследований РАН выразил желание принять участие в создании карты российских лесов, предлагая в качестве исходного материала более детальную и достоверную цифровую карту, составленную на основе спутниковых данных.
Источник: lesprominform.ru
Жестоко наказали переводом из Сибири в Москву
Я с детства был очарован лесом, любил его до беспамятства — вся моя жизнь связана с лесом. Окончив Лесотехническую академию, шесть лет работал в полевых партиях, в экспедициях — преимущественно на Дальнем Востоке. Учился в заочной аспирантуре, жил в Москве, но, когда организовывалось Сибирское отделение Академии наук, приехал в Сибирь. Почему? Да потому же, наверное, почему здесь оказались и другие молодые ученые. Сибирь предоставляла неограниченные возможности для работы — было бы желание работать. Я довольно быстро сделал то, что принято называть «карьерой»: в течение десяти лет -защитил кандидатскую и докторскую диссертации и уже без малого тридцать лет являюсь членом Академии. Будучи депутатом Верховного Совета СССР, много занимался экологическими вопросами, да это и логично: любить лес значит заботиться о его сохранении. От здоровья леса слишком многое зависит в земной жизни.
Так получилось, что в Красноярске в семидесятые годы сложилась крайне интересная форма организации науки. Это было связано с тем, что при крайкоме партии был создан совет по научно-техническим проблемам, ориентировавший науку на развитие производительных сил этого замечательного края. Здесь же, естественно, решались вопросы рационального природопользования. Опыт наработали серьезный. Вот этот опыт вкупе с активной гражданской позицией сыграли со мной в перестроечные годы злую шутку.
Это было время, когда академиков пускали во власть. И даже — как в моем случае — тащили. Мне приходилось много выступать, ведь Институт леса и древесины СО АН СССР, которым я руководил, был самым крупным и серьезным среди родственных научных учреждений — да что там говорить, он и сейчас -лучший институт страны, отвечающий самым высоким мировым требованиям — по сути, это именно -экологический институт. В результате я составил для Правительства перспективную программу, где рекомендовал организовать отдельный Государственный комитет по лесу — именно по лесу, а не по лесному хозяйству, как было раньше. Я разъяснял, что лес для России — это нечто большее, нежели просто хозяйство; без леса не будет ни экологии, ни обороны, ни того же хозяйства, ни духовных основ русской жизни. А потому и структура должна быть более грамотной и разветвленной, более объемной, что ли…
В общем, исходя из моих рекомендаций, Горбачев и Рыжков пошли на создание этого комитета, а меня назначили его главой, лесным министром. Получилось, что за свою гражданскую позицию я поплатился тем, что меня разлучили с любимым институтом, любимым городом, с коллегами и друзьями. Но это было страшно интересное время. В моих руках оказалась сосредоточена вся лесная наука страны, а это не один академический институт. Да плюс еще 11 отраслевых институтов, которые считались общесоюзными, но размещались в республиках. Но они были не только региональными институтами, поскольку, помимо акту-альных для каждой республики проблем, специализировались на разработке отдельных научных -направлений. Например, грузины по преимуществу занимались горными лесами, белорусы — защитой леса, литовцы — воздействием кислотных дождей, латыши — рациональным использованием древесины и т. д. Эти институты финансировались из союзного бюджета, а в смысле качества не были, скажем так, второразрядными. Мы свели множество отдельных результатов в одно целое и общими усилиями разработали концепцию развития нашей лесной отрасли.
Три года мы перестраивали лесное хозяйство, решая все вопросы, связанные с лесом. Уже было ясно, что грядут рыночные отношения, и мы понимали, как в этой ситуации следует действовать, чтобы реформа прошла для леса наименее болезненно. Рассматривали идею аренды лесов, с опережением начали заниматься хозрасчетом, предвестником рыночных отношений. К сожалению, завершить работу не удалось — из-за известных событий 91-го года. После них, как мы все помним, произошел срочный демонтаж всей советской системы. Очень обидно — в то время мы могли реформировать лесное хозяйство с умом, постепенно, шаг за шагом, используя гигантский промышленный, научный и духовный потенциал общества, мы могли мягко, с полным чувством ответственности за то, что делаем, войти в рынок, но увы…
В науке работает лишь старшее поколение
Увы, многое в 90-е годы было пущено на самотек — куда кривая вывезет. Это обернулось колоссальными потерями для страны. Ведомственные институты, отраслевая наука — все рухнуло. На то есть три причины. Первая — недостаток финансирования, вторая — потеря кадров, третья — незаинтересованность государства в поддержке науки. А без государственной поддержки наука, особенно фундаментальная, нормально развиваться не может. С ресурсами и кадрами в России просто беда!
Я последовательно прошел путь от рядового инженера-лесовода, младшего научного сотрудника до академика, до министра — сейчас это практически невозможно! Младшие больше не наследуют опыт старших, цепочка, без которой нет науки, прерывается, молодежь уже целое десятилетие не идет в науку. Молодежь идет в бизнес, там деньги — там и интеллектуальный потенциал, все правильно. И молодежь можно понять. Молодой человек не в состоянии жить на полторы тысячи рублей в месяц, не в состоянии с такой зарплатой содержать семью, строить жилье. А нищий институт ему теперь жилье не даст. Вот и получается, что в науке осталось лишь старшее поколение, которое на глазах уходит. А что дальше? Все это еще нам аукнется. И хорошо аукнется.
Ведь как было в советские времена? Возьмем Сибирское отделение Академии наук — его можно назвать огромным достижением советской науки. Оно было ориентировано на будущее и зиждилось на трех китах — это фундаментальная наука, это образование, неразрывно связанное с передовой наукой, это внедрение, то есть использование полученного научного результата на практике. И все это подпитывалось интенсивным развитием самого региона. Был единый фронт, задачи решались комплексно, по-государственному. Наукой было заниматься престижно, она хорошо оплачивалась — можно было жить и работать, и работа при этом всегда стояла на первом месте. В Сибири, в сибирской науке благодаря этому сформировалась удивительная, совершенно неповторимая атмосфера. И значительные результаты не заставили себя ждать.
За тридцать лет на моих глазах в Институте леса выросли мои сверстники, мои ученики, мои студенты. Выросли в серьезных ученых. Была создана и работала целая научная школа. Существовала продуманная селекционная система со своими отработанными приемами поиска и привлечения талантливых людей.
Я на конференциях высматривал молодых ученых, имел возможность предоставить им жилье. Мы до ше-стидесяти–ста квартир вводили ежегодно! Красноярский Академгородок со всей инфраструктурой, по существу, построили всего за двадцать лет.
И вот еще в чем великое преимущество научных городков, многие из которых расположены в Сибири, — в их комплексности, своеобразной универсальности. Такая универсальная среда не позволяет человеку спрятаться в какой-то узконаучной норке. Поэтому наука в Сибири не провинциальна, ведь провинциальность — это то, что разъединяет людей, разводит их по ограниченным ячейкам. В Сибири не так, и дай нам Бог -сохранить это, хотя, надо сказать, что-то существенное уже утеряно.
Комплексные программы, интеграционные проекты, чисто человеческое взаимодействие — все это просто заставляет системно подходить к решению задач, иметь широкий кругозор, быть в курсе большой научной жизни. Семинары, конференции, защиты формируют такую среду, и об этом никак нельзя забывать. У нас в институте было четыре-пять еженедельных семинара, и все сотрудники неизменно посещали их.
С заботой о финнах
Я не могу не остановиться на еще одном негативном явлении последнего десятилетия — в том, что касается леса. Весьма печально, что буквально за несколько лет в стране фактически разрушили лесную службу. Государственную — я намеренно делаю ударение на этом слове! — лесную службу. Она не нами создавалась, ей более двухсот лет, и она была когда-то гордостью России. Существовали незыблемые правила и традиции российского лесоводства. А сейчас все это летит на свалку. У лесного хозяйства — нищенское финансирование, оно обеспечивается на треть от потребностей. И что же делать леснику? Правильно — продавать то, что он может продать. Ведь он — при ресурсе. Кроме того, еще бандиты на джипах в лес приезжают… Идет массовое разбазаривание народного достояния.
Лесная служба передана в ведение Министерства природных ресурсов, она лишена самостоятельного статуса, отдельного финансирования, возможности влиять на лесную политику. Она в числе «прочих» ресурсных отраслей. А ведь лес — это судьба России, наше величайшее национальное достояние, экологиче-ский каркас территории, глобальный природный ресурс. И государство, если оно проводит ответственную политику собственника этого ресурса, должно обеспечивать его сохранение и рациональное использование. А не идти по пути приватизации лесов, чего добиваются засланные казачки, пытающиеся всяческими приемами «модернизировать» лесное законодательство, которое сегодня пока еще ограничивает массовый захват лесных земель новоявленными лесными баронами. Вот где проходит сегодняшний водораздел, определяю-щий отношение общества к проблемам леса. И необходимо сделать все возможное, чтобы не повторился правовой беспредел, под маркой приватизации допущенный в отношении нашей промышленности и превративший страну в сырьевой придаток мировой экономики. Для этого нужно разработать ясную государственную политику в области устойчивого управления лесами, упорядочить лесное законодательство в соответствии с международными стандартами экологического природопользования, восстановить самостоятельность лесной службы.
Лес — это, прежде всего, серьезная лесная наука, им нужно заниматься с умом. Сейчас правительство мало интересуется лесным хозяйством, всех больше занимает реализация. А следует разделить управление и собственно лес, лесное хозяйство. Иначе получается — волку овец отдать. Получаются взяточничество и казнокрадство. Вон финны нашим лесом серьезно подпитали свой капитал, развивая перерабатывающие производства и осваивая новые рынки. А свой лес берегут, планово выращивают.
У нас же вообще почти перестали сажать леса — на лесовосстановление денег нет. Где же тогда деньги? Ведь лесной сектор — исключительно рентабельное производство. Себестоимость заготовки леса в европейской части страны держится сегодня на уровне 10-ти долларов за кубометр, а цена реализации — в два раза выше. Это же миллиарды долларов чистого дохода! И они в кармане пользователя, теневого и криминального бизнеса.
Выходом из этой ситуации могло бы стать введение ренты, но, сколько мы это ни пробиваем, рентные отношения не работают. Государство, как все эти последние годы, неизменно в проигрыше. Лес — это сверхприбыль, это Богом данный ресурс, а государство им распорядиться не умеет. Мы опаздываем, непоправимо опаздываем.
В живых останется один из трех
В этом положении необыкновенно возрастает важность мониторинга лесного покрова. Чтобы что-то делать, нужно владеть ситуацией. Более того, мониторинг — это уже не сугубо российская, но мировая задача.
Суть заключается в том, что роль лесов Северной Евразии в обеспечении здоровья всей планеты очень велика. Крупномасштабные изменения в этих лесах влияют на состояние биосферы Земли. Современная оценка глобальных изменений такова. Есть факторы, с трудом подчиняющиеся контролю и манипулированию, — например, рост населения, увеличивающий антропогенное давление на среду. Шесть миллиардов жителей — уже для планеты много. Другой фактор — экспоненциальный рост углекислого газа в атмосфере. Причины этого роста, по большому счету, не очень-то понятны, но это непреложный факт постиндустриального общества. Он ведет к повышению среднегодовой температуры, то есть к общему изменению климата.
Очевидно, все это связано и с тем, что лесной покров планеты интенсивно сокращается. Следствием этого, к слову, является и сокращение видового биоразнообразия. По самым пессимистичным прогнозам, в течение двадцать первого века (если, конечно, люди не справятся с этой проблемой) две трети существующих видов растений и животных или вовсе исчезнут с лица Земли, или останутся в небольших количествах в заказниках и заповедниках.
Задача сохранения лесов выходит на первый план еще и потому, что именно лес, поглощая углерод, служит мощным стабилизатором атмосферных процессов. Очень важно отследить динамику этих процессов, поскольку в России сосредоточена пятая часть (даже немного больше) всех мировых лесов.
И у русского леса — своя специфика. В отличие от тропических лесов, где на небольшом лесном участке человек может встретить сотни видов, разнообразие основных древесных пород в наших лесах крайне невелико. Главные из них — сосна, ель, пихта, кедр, береза, осина и лиственница; последняя занимает две трети всех лесов. Такая «бедность» видового биоразнообразия — при высокой стабильности бореальных лесных экосистем — объясняется мощнейшим внутривидовым биоразнообразием основных лесообразующих пород бореальной зоны, при котором один и тот же вид может замечательно расти в тундре и в полупустыне, на равнинных территориях и в горах, на вечномерзлых грунтах и на каменистых россыпях. Кстати, один из важных объектов наших исследований — биоразнообразие лесных экосистем. Здесь, по существу, кроются основные ответы на эти тайны природы.
Венец творения
Если же попытаться определить наши труды шире, то, пожалуй, мы занимаемся экологической географией лесов. Смотрим, какие происходят изменения в лесном покрове, с чем они связаны. Выделяем экорегионы — природные территориальные комплексы различной величины и сложности, на основе которых выполняются ресурсные оценки.
У нас есть базы данных, где хранится информация по множеству лесных параметров. Нами разработана схема космического мониторинга, базирующаяся на изучении статики и динамики лесного покрова с использованием спутниковой информации.
Сюда входит ландшафтное районирование и картографирование лесов. То есть берутся более или менее однородные районы и в их пределах изучаются динамические процессы. Нельзя тут не упомянуть и о том, что нашими лесными таксаторами в советские годы был совершен настоящий подвиг. Две трети лесов страны ими были изучены на земле, в экспедициях и положены на карты. И когда мы смотрим на эти карты, нужно помнить, что они были буквально пройдены вдоль и поперек в доступных и в недоступных местах — ногами; мы на-шагивали сотни километров за сезон! Мы также тщательно изучаем факторы, влияющие на лес — будь то лесные пожары или насекомые-вредители… Работы, как видно, много, а людей и денег мало. Мы активно используем космическую информацию, в том числе и зарубежную, которой с нами делятся в рамках международных проектов наши зарубежные коллеги.
Венцом совместного творения стала цифровая карта российских лесов. Она сделана на основе данных, полученных с французского спутника «Спот–Виджитейшен» (SPOT–VEGETATION) в 2000 году. Карта ежегодно обновляется и используется для регистрации различных динамических процессов, протекающих в лесах на всей территории России. В этих целях мы широко используем информацию с американских спутников.
Карту можно рассматривать в разных масштабах — в зависимости от характера задач, которые мы решаем. В сущности, мы имеем наглядную и подробную картину структуры лесного покрова с пространственным разрешением в один километр на всю территорию России. Для детального анализа отдельных регионов или участков лесной территории берутся снимки среднего (250–500 м), высокого (15–25 м) и даже сверхвысокого (до одного метра) разрешения, когда удается увидеть практически каждое дерево. Цветная мозаика на карте — это этапы лесовосстановительного процесса. Каждому типу лесной растительности соответствует свой цвет: зеленый — это лиственные леса, темно-зеленый — смешанные хвойно-лиственные, бордовый — темнохвойные, коричневый — лиственничные.
Потенциальной растительностью Сибири являются хвойные леса. После пожара или вырубки они замещаются лиственными, но потом на их месте вновь восстанавливаются хвойные. Жизнь не прекращается. Поэтому, когда говорят: «Вот, лес стареет и пропадает», — это неправильно. Стареют отдельные деревья, но не лес. В устойчивом (климаксовом) состоянии он всегда разновозрастный, и отдельные погибающие деревья заменяются более молодыми без нарушения целостности всего насаждения. В отличие от тропических лесов, у нас не может быть «обезлесивания», потому что в тропиках, особенно в горах, после вырубки муссонные дожди обычно начисто смывают легкие красноземые почвы, а на их восстановление требуются уже не сотни, а тысячи лет. У нас «обезлесивание» — сознательное дело рук человеческих. Оно случается, если после вырубки лесов земли лесного фонда используются не по прямому назначению — для возобновления лесной растительности, а для иных целей (строительства, сельскохозяйственной эксплуатации и пр.).
Карта очень удобна. Одного взгляда, брошенного на нее, хватает, чтобы понять, как в том или ином регионе относятся к лесу. На ней, скажем, прекрасно видно, как за последнее десятилетие «рубанули» Дальний Восток. Раньше там были обширные массивы хвойно-широколиственных лесов, а теперь почти повсеместно преобладают лиственные. Впрочем, немудрено — именно на Дальнем Востоке сейчас в больших масштабах наблюдаются так называемые «несанкционированные» рубки, являющиеся следствием произвола лесной мафии. И результат такого «хозяйствования» налицо.
Гусеница-шелкопряд страшнее огня
Не надо думать, что мониторинг лесов — сугубо научное дело. Он имеет и практическое, прикладное значение.
Так, на карте отмечаются крупные лесные пожары — при этом космическая информация дополняется данными противопожарной охраны. На неохраняемых же территориях служит космическая информация — единственно достоверный источник данных о степени повреждения лесов огнем. В пожароопасный период в России каждый день где-нибудь горят леса, а ежегодная статистика отмечает 30–40 тысяч пожаров. Крупных пожаров, вообще говоря, немного, всего пять процентов от общего числа, но эти пять процентов дают 90 процентов пожарищ (общая площадь которых составляет от 2-х до 5-ти миллионов гектаров). Анализируя полученные цифры, можно подсчитать, сколько и какого леса погибло, сколько углерода выделилось в атмосферу и т. д. Система противопожарного мониторинга позволяет практически «просмотреть» каждый пожар и определить его «истинное значение» — а это необходимо для комплексной оценки воздействия огня на состояние лесных экосистем. Лесопожарный мониторинг сейчас проходит широкую производственную проверку и широко используется службами охраны лесов.
Не менее огня опасны для леса насекомые-вредители. Взять хотя бы гусеницу-шелкопряда, губящую лес на миллионах гектаров. Восемь лет назад под Красноярском она поразила леса на огромной территории (более миллиона гектаров). А заметили эту вспышку слишком поздно, и поэтому противопоставить ей что-либо существенное своевременно не смогли. Основная задача в подобных случаях заключается в том, чтобы предупредить вспышку, выявить первичные очаги размножения и организовать своевременную защиту леса. Разработанный дистанционный метод обнаружения таких очагов с помощью космических съемок сейчас успешно применяется в различных регионах Сибири.
Все начинается с любви
Но всем этим нельзя заниматься без любви. Я не представляю, как можно не любить леса. Лес — это живое существо, в лесу — особая атмосфера, он лечит. Терпкие запахи, тишина, лишь трава шуршит под ногами.
Россию трудно, почти невозможно представить без леса. Лес — это не только деревья, нет, это еще нечто неуловимое, почти несказанное. То, что мы называем русской духовностью, невозможно осознать, вынося за скобки русский лес. И это особенно остро ощущается не в Москве, а на периферии — на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке. Хотя, по правде говоря, в Сибири не принято слишком уж расписываться в чувствах к лесу. Это исторически объяснимо. Сибирь в массовом порядке осваивали сто лет назад, и тогда с лесом приходилось бороться. Сибирские деревни не озеленены — иначе комарье и гнус задавят. То есть отношение к лесу в Сибири не то чтобы негативное, а так — лес должен быть за околицей. Но вместе с тем лес всегда был кормильцем. Территория бассейна Енисея — от его истоков в Туве до Нижней Тунгуски за Туруханском — сплошь охотничьи участки: тысячи людей, свои законы, свои интересы, свое уважительное отношение к лесу. Тут припоминается не только некрасовское: «Плакала Саша, как лес вырубали…» (очень точные по тону строки), тут понимание того, что природа, в широком смысле этого слова, есть среда обитания человека, и разрушать ее без смысла и толка никому не дозволено.
Я в лесу чувствую себя иначе, чем в полях или, тем паче, в городе. А любовь к лесу немыслима без знания — одно влечет за собой другое. Я вот иду по лесу и вижу — здесь должен быть белый гриб!
У меня есть любимая древесная порода. Всю жизнь работаю с лиственницей, это замечательное дерево, оно — как женщина. Она, очень устойчива, занимает значительные территории, прекрасно растет даже на мерзлоте. А осенью, когда желтеет и сбрасывает свой золотой наряд, лиственница становится строгой и прозрачной! Это твердое дерево, тяжелое в обработке, но очень качественное!
В общем-то, все деревья хороши, у каждого как бы свой голос. Пихтовые леса немного давят на человека, такие бесовские они, темные, влажные. Сосновые боры чудесны колоннадой своих желтокорых стволов, чистотой напочвенного покрова, терпким смоляным запахом. В моем любимом Приангарье они, к сожалению, сильно подрублены, но сосна хорошо восстанавливается — и восстановится, Бог даст. Уникальны каменная береза на Камчатке, корейский кедр в Приморье, заросли кедрового стланика по вершинам горных хребтов Приамурья и Магаданского края, величественные темнохвойные леса, сложенные сибирским кедром в Саянах и горном Алтае. Все леса, повторюсь, прекрасны по-своему. Но своей единственной любви я с ними не изменю: лиственница лучше всех, с ней ни одно дерево не сравнится!
Источник: scfh.ru